Евгений Казаков: «Никто из моих героев на меня не похож»Когда он в роли Лоренцо в один из кульминационных моментов замирает на авансцене, то смотришь на него и не понимаешь, как без слов и жестов можно выразить столько чувств и эмоций. Когда в «Маскараде» он играет Арбенина, то делает это с такой страстью, что забываешь: в спектакле есть и другие герои. Когда в «Темных аллеях» его герой умирает, то невозможно не вздрогнуть… Один из ведущих актеров Северского театра для детей и юношества, заслуженный артист РФ Евгений Казаков постоянно оказывается занятым и в постановках томских театров — многие режиссеры хотят видеть в своих спектаклях именно его. Казаков связал свою жизнь с театром во многом случайно, и это стало несказанной удачей для северских и томских зрителей. Нам Евгений Казаков рассказал о том, как он все-таки стал актером, о своих героях, о любимых стихах и своих нетеатральных увлечениях.
— Евгений, правда ли, что в школьные годы вас больше интересовала биология, чем театр?
— У меня до сих пор сохранилась небольшая коллекция бабочек (другую, побольше, отдал в школу, где учился). Когда то, словно Дуремар, бегал по парку с сачком, ловил их. Теперь было бы бабочек жалко. Меня привлекали редкие и красивые создания — бабочки, змеи. Обитатели Среднеазиатских пустынь или амазонских лесов казались мне экзотичными и прекрасными, а звери, обитающие неподалеку, никогда не интересовали. Но в любом случае, те же бабочки нравились мне эстетически, биологией как предметом я не слишком увлекался, всегда был по натуре гуманитарием.
— В театральной студии режиссера Натальи Корляковой вы оказались случайно?
— Отчасти да. Хотя в своих детских играх кого только не играл! А потом, неожиданно для себя самого, вдруг решил, что стану именно актером. К тому времени уже окончил школу, успел поработать в Северске (тогда Томске-7) на ремонтно-механическом заводе и на 15-ом объекте. Однажды мне захотелось попробовать себя в народном театре. Но там почувствовал себя не очень уютно, все артисты были очень взрослые, а вскоре я узнал о студии, где играют молодые ребята. Пришел к Наталье Корляковой, она взяла меня к коллектив, я успел сыграть в «Коньке Горбунке» и вскоре поехал поступать в театральный вуз. Было мне 23 года. Я отправился в Ярославль.
— После учебы вам довелось поработать в Москве и Петербурге?
— Да. Из областного московского театра решил уйти после небольшого эпизода: увидел, как актеры подходят к распределению ролей и восклицают: «Слава Богу, я в спектакле не занят!». Я думал: «Как же так?!». Это все юношеский максимализм, теперь мог бы их понять: им приходилось везде подрабатывать, сниматься в рекламе, в кино. Вскоре получил приглашение в Петербург, перешел в петербургский Театр реального искусства к режиссеру Эрик Горошевскому (Царство ему Небесное, жаль, что недолго удалось с ним поработать). Затем жизнь так сложилась, что я вернулся в родной Северск.
— Трудно было после столиц заново привыкать к небольшому городу?
— Сначала хотел даже оставить профессию. Наталья Корлякова мне сама предложила: «Подумай перед тем, как увольняться». Я подумал, и все же остался в театре.
Не все мечтают о роли Гамлета
— Есть такой стереотип: каждый актер мечтает сыграть Гамлета. В вашей карьере эта роль уже случилась. Стала ли та работа особенной?
— Оказалось, не все мечтают! Один артист, с которым я познакомился во время стажировки во Франции, куда мы ездили с актрисой Татьяной Угрюмовой, удивлялся: «Зачем тебе этот Гамлет?! Я никогда в жизни не хотел его играть! Это же какой-то рефлектирующий тип, есть столько других ролей хороших!». Мне довелось сыграть в поставке Василия Соколова. Шел «Гамлет» у нас недолго — уехала актриса, игравшая Офелию, и потом мы так и не восстановили постановку.
— Говорят, что больше на вас не похож герой, тем вам интереснее его играть. Это действительно так?
— Мне очень интересно, когда берешься за роль и совершенно не понимаешь, что с нею делать. Сначала возникает внутренняя паника, но потом начинаешь работать и об этом не думаешь. Когда Сергей Куликовский предложил мне в спектакли театра Драмы «Кто боится Виржинии Вульф» сыграть Джорджа, то сначала мне было страшно.
— Джордж был самым непохожим?
— Сложно сказать, в каждом из нас есть столько всего разного, почти для каждого героя можно в себе что-то найти. Может, как раз Джордж самый непохожий. Хотя кто похож-то? Сосед-алкоголик из «Очень простой истории» похож, что ли, или монах из «Ромео и Джульетты»? Никто не похож.
— Вы упомянули стажировку во Франции. Такие поездки главным образом дают впечатления или другие театральные школы отличаются от русской и удается чему-то научиться?
— Там мы работали с режиссером Сергеем Афанасьевым, что мне многое дало. Во время нашего приезда шел европейский фестиваль, мы с Таней Угрюмовой посещали спектакли. Сами мы участвовали в «Трех сестрах» — Афанасьев ставил отрывок, где играли мы и французские актеры. Было интересно поработать с французскими ребятами. Во Франции я понял одну вещь: в принципе, все актеры одинаковые, но в разных странах есть некие свои представления о театре. Помню такой случай: Ольгу в «Трех сестрах» играла парижанка Оливия. В одном из эпизодов ей надо было сказать Ирине, что Тузенбаха убили. Афанасьев так построил ту сцену, что Ольга выходила с улыбкой, смеялась и одновременно прятала слезы, и только после нескольких вопросов Ирины «Что случилось?» сообщала ей эту весть… Сцена получилась потрясающая. Мы сидели в зале и чувствовали, что по коже бегают огромные мурашки. И вдруг встала французская актриса (ей, говоря откровенно, очень подходило такое определение как «сушенная вобла») и начала возмущаться, мол, так не принято во французской школе, нельзя на сцене плакать, это моветон, должен плакать только зритель. Надо сказать, что когда эта актриса сама выходила на сцену, то в зале все начинали засыпать, насколько она была скучна. Тогда я понял, что разные школы — это миф, они не принципиально отличаются друг от друга. Школа очень помогает таланту, она многое значит. Есть талантливые артисты, которые могут сыграть так, что у меня даже сейчас, спустя 10 с лишним лет, от одного воспоминания мороз по коже. И неважно, из какой они школы.
Бродский затмил других поэтов
— Что это за проект поэзия на телевидение, где вы читаете стихотворение Иосифа Бродского?
— Это не проект, это авантюра. Валера Доронин, фотограф и оператор, полностью самостоятельно сделал ролик. Мы как-то обсудили с ним, что можно было бы снять такое видео. И вдруг он звонит мне в очень поздний час: «Собирайся, я нашел место для съемок!». Возражаю: «Валера, ночь уже!». Хотя я и был уставшим, он меня все-таки уговорил. Приехали, пока он свет выставлял, стало совсем поздно… Я не предполагал, что он выложит это видео в интернет. Думал — запишем, посмотрим, что получилось. А он сразу видео оформил и запустил на youtube. Просил Валеру все перезаписать, но он сказал: «Поздно!». Стихотворение «Лагуна» специально не выбирали — я просто знал его наизусть, и когда меня попросили «Что-нибудь прочитать», то я о нем вспомнил.
— Артисты читают иначе, чем поэты…
— Поэты всегда читают свои стихи, не уделяя особого внимания содержанию, знакам препинания. Им важен ритм. Сам Бродский всегда читал именно ритм. Это правильно, ритм, по сути, музыка стихотворения. Чтение Бродского всех завораживало-то монотонное звучание, то, как он немного не выговаривает букву «р». Я его много слушал. Но мне было важно найти в этом ритме смысл, поэтому я попробовал его по-своему прочитать.
— Есть поэты, чьи стихи вам бы еще хотелось прочитать по-своему?
— Нет. Хотя сам я, конечно, читаю стихи. Но больше всего Бродского, это у меня еще с 1980-х годов началось. В Петербурге я жил в театре, и однажды туда пришел сын Эрика Горошевского Митя. У него были старшие друзья, они ездили в Америку и тайком привозили оттуда книжки издательства «Ардис», такие тоненькие, в мягких обложках, их еще называли «запоясные» (удобно было засовывать за пояс и проносить через таможню). «Хочешь почитать?», — спросил меня Митька и протянул огромную стопку таких книжечек. Все они оказались сборниками стихов Бродского. Я тогда уже слышал об этом поэте — недалеко от театра находилась коммуналка, где он вырос, и кто-то написал на стене того дома огромными буквами: «Здесь жил Бродский!». Когда впервые прочитал его стихи, то… Это было впечатление, я ничего подобного в поэзии не читал. Он перевесил все. Хотя есть стихи других поэтов, которые мне очень нравятся, но Бродский — это все равно Бродский.
— Что еще, кроме стихов Бродского и театра, вас вдохновляет?
— Рыбалка. Кому она не нравится? Приехать на природу, развести костерок… Я люблю побродить по лесу. Идешь, и вдруг мысли о спектакле приходят в голову. Многое для своих ролей я придумал, прогуливаясь где-нибудь вдоль реки. Вдруг неожиданно вспоминаешь момент из спектакля: «А если там так сыграть?». И начинаешь вслух (нет же никого рядом!) пробовать. Если интересно, то надо запомнить. Люблю читать. Недавно закончил «Подстрочник» Лилианы Лунгиной. Замечательный из рассказов очевидца учебник истории получился! Теперь перечитываю Федора Достоевского «Преступление и наказание». Хорошее кино охотно смотрю. Хотя телевизор даже не подключен к антенне. Фильмы я из Интернета скачиваю.
— «Хорошее кино» — это для вас работы каких режиссеров?
— Не важно, кто режиссер. Часто выбираю по названиям, по описанию. Иногда чтобы отдохнуть и боевики смотрю — они как «жвачка для мозгов».
— В прошлом году к вашему бенефису Наталья Корлякова поставила вам моноспектакль «Господин Ибрагим и цветы Корана». Насколько вам близок этот жанр? Возможны ли и другие моноспектакли?
— Моноспектакль — это интересно. Еще когда я учился в институте, то один мой однокурсник поставил себе моноспектакль. Как я ему завидовал! Насколько удачна была та постановка, неважно. Он был на сцене один и общался с воображаемыми героями. А я думал: «Как же это интересно! Никто над тобой не довлеет». Я всегда завидовал художникам и поэтам, потому что они творят один на один с Богом. Но моноспектакля долго боялся. Потом пересилил этот страх, решил попробовать. Мне кажется, сейчас спектакль еще только зарождается, только начинает дышать. Ему надо время, надо наиграться. Есть идеи попробовать и другие моноспектакли, может быть, когда-нибудь такая возможность мне представится. Но подробно пока ничего рассказывать не буду…
Мария Симонова, Красное Знамя от 18 февраля 2012 |
